Патерик Волоколамский

Патерик Волоколамский – сборник житий монахов Иосифова Волоколамского, Пафнутиева Боровского и других монастырей, составленный по образцу аналогичных древних переводных и оригинальных сборников – Патериков Синайского, Скитского, Киево-Печерского и др. Автор П. В. пишет о себе: «Изволих же писаниемь предати о жительстве отца Пафнутиа... елика от него слышахом и от ученик его бывшая в его обители и инде же он исповеда учеником своим, такоже и ученика его отца Иосифа надгробными словесы почтохом и мало объявихом... еже от него слышахом и сами видехом...». Автором надгробного слова Иосифу Волоцкому был его племянник Досифей Топорков; он же был редактором Синайского патерика и, по-видимому, составителем первоначальной редакции Хронографа Русского, ряд статей которого совпадает с П. В. Есть поэтому достаточные основания считать создателем П. В. Досифея Топоркова. Начав свое повествование с истории Новгородской земли, к пределам которой принадлежал Волок Ламский, составитель П. В. упоминал о том, что город этот никогда не был «взят от агарян», и это давало автору повод привести рассказы (читающиеся также и в Хронографе) об архангеле Михаиле, преградившем Батыю путь в Новгород, и о гибели Батыя от «богоданной секиры». Источником этих преданий были, по его словам, рассказы Пафнутия Боровского – внука крещеного татарского баскака Мартина. Дальнейший текст П. В. разделяется на две части – рассказы, восходящие к Иосифу Волоцкому, и «Повести отца Пафнутия». Несомненно, что уже сам Иосиф Волоцкий думал о создании патерика русских подвижников XV – нач. XVI в.: теме этой было посвящено «Сказание вкратце о святех отцех, иже в Рустей земли сущих», включенное в пространную (минейную) редакцию его Монастырского устава (10-я глава). Идеологическая острота многих рассказов П. В. определялась тем, что он составлялся в тот период, когда борьба между последователями Иосифа Волоцкого и их противниками еще далеко не завершилась. Для защиты иосифлянских позиций особое значение имела повесть, рассказанная в патерике самим «старцем Иосифом» со слов иконописца Феодосия (сына знаменитого Дионисия). Речь шла об одном из еретиков – участнике разгромленного в 1504 г. еретического движения. Этот еретик служил в церкви и, привлеченный к следствию «на безбожныя еретики», заявил, будто оставил «размышление еретическое». Но он раскаялся не искренне, а для того, чтобы избежать наказания. Отпущенный и впоследствии поставленный в священники, бывший еретик совершил кощунство: принеся после литургии домой чашу для причастия, вылил ее в печь. Внезапно жена еретика увидела в огне печи отрока и услышала голос: «Ты меня зде огню предаде, аз тебе тамо вечному огню предам». Это – не только довольно распространенный рассказ о чуде с оскверненным причастием (встречающийся и в византийской духовной литературе), но и важное для иосифлян напоминание о недостаточно полном искоренении новгородско-московской ереси («жидовствующих») и необходимости самых суровых мер против еретиков. Аналогичный рассказ, прямо направленный против «кирилловских старцев» и Вассиана Патрикеева, читается в Житии Иосифа Волоцкого, написанном Саввой; сходный сюжет – но не с причастием, а с книгой – излагается и в «Письме о нелюбках» – двух памятниках, помещенных в одном сборнике с П. В. Сходный полемический смысл имел и помещенный в П. В. рассказ «отца Иосифа Волоцкого» о подвигах основателя Калязинского монастыря Макария, Уже в «Сказании вкратце о святех отцех» (в Уставе) Иосиф, полемизируя с «велехвальным» и «величавым» оппонентом – Вассианом, ссылался на Макария Калязинского; в последующие годы иосифлянская церковь стремилась канонизовать Макария – эти попытки вызывали иронические замечания того же Вассиана. Ряд рассказов первой части П. В. посвящен инокам Волоколамского монастыря – братьям Голениным, Елевфею Волынскому, Борису Обобурову и др. «Повести отца Пафнутия» многими мотивами перекликаются с рассказами Иосифа Волоцкого. Как и в первой части, здесь описываются видения умерших и вновь вернувшихся к жизни людей, принесших известия с того света. В ряде случаев политический смысл таких рассказов очевиден. Так, согласно рассказу некой инокини, умершей от чумы и затем воскресшей, среди людей, встреченных ею в раю, оказался московский великий князь Иван Калита. Он занимался несколько странным для рая делом – раздавал милостыню нищим. Тут же давалось весьма благоприятное для него объяснение его прозвища: «бе бо милостив зело и ношаше на поясе калиту (кошель) всегда насыпану сребреницъ и куда шествуя, даяше нищим сколько вымется». Одновременно П. В. чернил великого князя литовского Витовта – завоевателя Смоленска, отвоеванного русскими в нач. XVI в. Монахиня видела Витовта в «месте мучениа», стоящего в пламени рядом со страшным «мурином» (арапом), который вынимал «клещами из огня златицы и в рот мечуща ему, и глаголюща сице: «Насытися, окаанне»». П. В. представляет значительный интерес не только как публицистический, но и как литературно-художественный памятник. Ряд рассказов сборника связан с фольклором. Таков, например, рассказ о воине и его жене, захваченной во время монголо-татарского нашествия. Взяв пса и секиру, воин пошел за ними и обнаружил в одном из сел «варваров», упившихся от «множества пития», и среди них свою жену, лежащую «на одре» с татарским князем, «такоже от многаго пьянства спящу». Женщина проснулась первой и сразу же разбудила «варвара». Тот занес нож над ее мужем, но его спас верный пес. Воин встал, убил «варвара», забрал «жену свою, новую Далилу, отиде и сотвори ей, елико восхоте». Наряду с этим сюжетом П. В. развивает и еще одну тему, популярную в средневековой литературе, – проблему загробной судьбы добродетельных, но не просвещенных крещением людей. Вопрос этот, ставившийся в ряде западных средневековых памятников (вплоть до «Божественной комедии» Данте), беспокоил и русских книжников – он отразился, например, в Александрии сербской. Одна из «Повестей отца Пафнутия» об инокине, побывавшей в загробном мире, рассказывала о том, что, не дойдя до «места мучного», монахиня увидела «одр и на нем пса лежаща, одеяна шубою соболиею». Проводник объяснил ей, что этот пес – милостивый «гарянин» (агарянин), выкупавший христиан, плененных в Орде, и творивший другие добрые дела, но не крещенный «водою и духом»: «зловериа ради его в песием образе, милостыни же честное многоценною шубою обьяви». П. В. дошел в списке ГИМ, Синод. собр., № 927 – одном из сборников, составленных Вассианом Кошкой, бывшим волоколамским монахом, учеником старца Фотия, и архимандритом Тверского Возмицкого монастыря; в том же сборнике Вассиана помещено Житие Иосифа Волоцкого, составленное Саввой, «надгробное слово» Иосифу, произнесенное Досифеем Топорковым, ряд сочинений Иосифа Волоцкого и других иосифлянских авторов. Время пребывания архимандрита Вассиана в Возмицком монастыре не установлено (известно только, что он был там до 1563 г.); во всяком случае Вассиан Кошка, составивший (или переписавший) сборник Синод. собр., № 927 во 2-й пол. XVI в., не был автором П. В. и других статей, относящихся к кон. XV – нач. XVI в. Изд.: Волоколамский патерик. Семинарий по древнерусской литературе Московских высших женских курсов. М., б. г. № 5; Волоколамский патерик // Богословские труды. М., 1973. Т. 10. С. 177–222 (с купюрами). Лит.: Ключевский. Древнерусские жития. С. 294–295; Веселовский А. Н. Разыскания в области древнерусского духовного стиха XI–XVII. СПб., 1889. С. 146–147; Прил. С. 103–106 (Отд. отт.: Сборник 2-го отд. Академии наук. 1890. Т. 46); Седельников А. Д. Досифей Топорков и Хронограф // Известия АН СССР. VII сер. Отд. гуманитарных наук. 1929. №. 9. С. 758–773; Послания Иосифа Волоцкого. М.; Л., 1959. С. 116; Истоки русской беллетристики. Л., 1970. С. 410–414; Зимин А. А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России. М , 1977. С. 116, 163, 276, 285; Dujčеv I. The Paterikon of Volokolamsk and the Heresies // Canadian American Slavic Studies. Spring-Summer 1979 (To Honor N. Andreyev). Vol. 13, N 1–2. P. 121–125.

Я. С. Лурье